— Все может быть подделкой, Вирджил: радость, боль, ненависть, болезнь, выздоровление… даже любовь (с)
Фильмы про чудаков-коллекционеров время от времени выходят на экраны и преследуют, очевидно и ритуально, одну и ту же цель: порадовать своих героев (то есть реальных чудаков-искусствоведов, любительниц жемчужных сережек и ночных дозоров, коллекционеров почти подлинных открыток с видами парижских мостов в тумане) рассказом про них же, только не совсем про них, а как будто бы у них еще и деньги есть…
Эти фильмы всегда немножко неубедительны, трогательны и невинны — как невинна та эпоха, о картинах которой обычно идет речь. И персонажи этих лент всегда отталкивающе нелепы. Нет, они не обязательно аутичны или страдают ярко выраженным синдромом Аспергера, однако все же нелюдимы и ранимы. Потому что очень тонко организованы и сложно принимают происходящие вокруг перемены.
Все это в равной мере подходит к главному герою новой криминальной драмы Торнаторе «Лучшее предложение» — Вирджилу Олдману, которого изумительно изобразил на экране Джеффри Раш.
Его аукционщик и оценщик, старьевщик и антикварщик — человек-в-футляре — отличается манерной и истеричной точностью, характерной для карикатурных коллекционеров, а также маниакальной любовью к деталям и женским портретам. Последних у Олдмана накопилась целая галерея, которую он содержит глубоко в подвале своего дома. Там мы можем увидеть все лучшие произведения искусства от XV века до нашего времени. Олдман вожделеет каждую из картин, как может вожделеть ее истинный ценитель Прекрасного. И в погоне за новыми подлинниками готов нарушить не один закон: будучи всемирно известным аукционистом, он умеет подстроить результат аукциона и отыграть ту или иную «пассию». Не без помощи друзей, безусловно.
Не без их вмешательства случается у Олдмана и последняя, но пламенная страсть: цветущий старик (ведь так буквально переводится его имя) умудряется влюбиться в почти нереальную Клэр, загадочную и недостижимую, как большинство героинь его коллекции. И эта любовь вынуждена стать настоящей, а следовательно, принести с собой весь ворох переживаний, грязных простыней и тайн, совершенно чуждых красящему седину девственнику-педанту.
Джэффри Раш (недалекий, кстати, от мира искусства — учился на искусствоведческом факультете до того, как выбрать себе профессию мима и актера, и имеет почетную степень доктора искусств) до боли убедительно переживает все состояния своего героя. Под музыку Морриконе он, как лучший парижский мим, отрабатывает каждую эмоцию, беззвучно и глубоко, потрясающе точно и всегда на пределе. Почти хичкоковское напряжение в фильме создается именно благодаря лицу Джэффри Раша, напряженным морщинам, сомкнутым губам, сосредоточенному взгляду, безмолвной энергией его страсти.
Настолько сильной, что к концу фильма уже нет границы между переживаниями героя и зрителя: Раш манипулирует нами и лишает критического отношения к увиденному, оставляя только эмоции.
